Алая королева - Страница 16

— Господа, вижу, неплохо тебе платят. Целую крону в кошельке не каждый себе позволить может, — отрезала я, желая повернуть разговор в интересное мне русло.

Сработало — лучше не бывает.

— У меня хорошая работа, — ответил он, уже сам желая сменить тему беседы.

— Тебе повезло.

— Но ты…

— Мне пока еще семнадцать, — пустилась я в объяснения. — До призыва в армию у меня еще есть время.

Глаза Кола сузились. Губы сложились в суровую линию.

— А сколько все же? — спросил он.

Голос его при этом посуровел, стал жестче.

— С каждым прожитым днем на день меньше, — ответила я, ощущая тупую боль где-то внутри себя.

А у Килорна времени и того меньше…

Слова смолкли. Кол вновь окинул меня оценивающим взглядом. Я продолжала идти по лесу. Думай!

— И работы, как полагаю, нет, — пробурчал он скорее себе, чем мне. — Нет никакой возможности уклониться от призыва…

Его озадаченный вид подействовал и на меня.

— А там, откуда ты, что — все по-другому?

— И ты воруешь?

Ворую.

— Это у меня получается лучше всего, — вырвалось у меня, а потом я подумала, что еще успешнее я приношу несчастья тем, кто меня окружает. — У моей сестры хорошая работа…

Я сказала, а потом вспомнила, что уже нет, и все из-за меня.

Кол наблюдал за тем, как я путаюсь в словах, не зная, стоит ли себя поправлять или нет. Это все, что я могу сделать, чтобы держать голову высоко поднятой, чтобы не расклеиться на глазах у незнакомца. Но Кол, должно быть, догадался, что я что-то от него скрываю.

— Ты была в Саммертоне сегодня? — спросил он так, словно наперед знал ответ. — Бунты — не самое хорошее времяпровождение.

— Это уж точно, — я едва не поперхнулась собственными словами.

— Да уж… — тихим голосом вполне буднично поддакнул Кол.

Это как пытаться заделать прорыв в дамбе: сколько земли ни насыпай, всю все равно смоет быстрой водой. Я не смогла бы смолкнуть, даже если бы очень постаралась.

Я не стала распространяться о Фарли, алых стражниках, даже о Килорне. Я рассказала только о том, как сестра провела меня через Садовые ворота. Я хотела украсть деньги, надеясь с их помощью как-то выкрутиться. Гиза совершила роковую ошибку. Ее травма будет иметь непоправимые последствия для будущего всей нашей семьи. Все, на что я способна, — разочаровывать маму, позорить папу и красть у соседей, с которыми живу бок о бок. Здесь, на темной лесной дороге, я рассказала незнакомцу, какая же я гадина. Кол ни о чем не спрашивал, хотя смысла в моем словоизлиянии было немного. Он только слушал.

— Больше я ни на что не гожусь, — под конец вновь повторила я, прежде чем голос у меня дрогнул.

А потом краем глаза я заметила какой-то блеск. В руке Кола была зажата еще одна монета. В лунном свете я видела пламенеющую королевскую корону на металле. Когда он положил монету мне в руку, я ожидала такого же ожога, но на этот раз рука Кола была холодной.

Я не нуждаюсь в твоей жалости. Я хотела выкрикнуть эти слова ему прямо в лицо, но это было бы глупостью. На эту монету можно купить то, чего Гиза уже не сможет заработать.

— Мне жаль тебя, Мара. Жизнь не должна быть такой невыносимой…

Я даже нахмурить лоб не смогла.

— Есть и похуже судьбы. Не стоит меня жалеть.

Он расстался со мной на окраине поселка. По улочкам вдоль домов на сваях я уже брела сама по себе. Грязь и темные тени явно не привлекали Кола, и он исчез прежде, чем я имела возможность вновь сказать «спасибо» этому странному слуге.

Мой дом утопал в темноте и тишине, но даже эта тишина погружала меня в состояние какого-то необъяснимого страха. Утро минувшего дня отстояло от настоящего на сотню лет, было частью прежней жизни, где я была глупее, эгоистичнее и, пожалуй, немного счастливой. Сейчас у меня ничего не осталось, за исключением друга, которого забирают в армию, и сломанных костей руки сестры.

— Не стоило так огорчать маму! — долетел голос отца из-под одной из свай.

Я не видела, чтобы он спускался из дома на землю, кажется, уже несколько лет.

От удивления и страха мой голос сорвался:

— Папа! Что ты тут делаешь? Как ты…

Вместо ответа отец махнул большим пальцем через плечо на лебедочный подъемник, свисающий со стены дома. Впервые на моей памяти он спустился на нем.

— Электричество выбило. Я решил тут посмотреть… — несколько грубоватым голосом (впрочем, его голос всегда казался грубым) произнес папа.

Он подъехал на своем кресле-каталке ко мне и остановился перед распределительной коробкой, от которой в землю уходила труба. У каждого дома стояла такая вот коробка. С ее помощью регулировалось напряжение тока в электрической цепи дома.

Папа сам катил свое инвалидное кресло. При этом с каждым вздохом что-то щелкало у него в груди. Быть может, Гиза станет теперь похожа на него. Вместо руки — металлический протез, а мозг — в полном смятении и отравлен горечью мыслей о том, что могло случиться, но не случилось.

— Почему бы тебе не использовать электробумагу, которую я принесла?

Не ответив, папа вытащил из кармана рубашки суточную норму бумаги и скормил ее аппарату. Обычно распределительная коробка тотчас же оживала, но на этот раз ничего не произошло. Сломана, значит.

— Бесполезно, — откидываясь на спинку кресла, произнес папа.

С минуту мы так стояли, глядя на распределительную коробку, и молчали, не в силах пошевелиться, не имея желания подниматься наверх. Папа наверняка сбежал из дома, последовав моему примеру. Он не смог оставаться дома и слышать, как мама убивается над Гизой, а та всеми силами старается не последовать ее примеру.