— Ты сказала «волей-неволей»? — смеясь, выговорил он.
Я покраснела под слоем грима и слегка оттолкнула его.
«Весьма неосмотрительно», — пожурила я себя, но вслух произнесла:
— Ответь лучше на мой вопрос.
Улыбка на лице осталась, а вот смех стих.
— Я делаю это не ради своего удовольствия, Мара. Ты должна меня понять. Однажды я стану королем. Быть эгоистичным — привилегия, недоступная королям.
— А мне казалось, что король — человек, наделенный всеми мыслимыми привилегиями.
Кол покачал головой. Взгляд у него стал каким-то потерянным, когда он на меня смотрел.
— Хотел бы я, чтобы ты была права.
Кол разжимал и сжимал пальцы в кулак. Я практически видела, как от его кожи отделяются крошечные язычки пламени. С гневом принц, впрочем, быстро справился. После вспышки ярости остались лишь угольки сожаления, едва тлеющие в его взгляде.
Тогда он вновь зашагал к поселку. На этот раз принц уже не торопился.
— Король должен знать свой народ. Именно это я пытаюсь тебе втолковать, — тихим голосом произнес он. — Я брожу по столице и езжу на фронт. Я хочу сам видеть истинное положение вещей в стране, а не то, что мне рассказывают советники и дипломаты. Так должен вести себя любой хороший король.
Говорил он так, словно желание стать хорошим королем было чем-то постыдным. Возможно, в глазах его отца и всех этих придворных дураков так оно и было. Кола с детства учили произносить слова сила и могущество. Иным словам, столь необходимым правителю, его не учили, не учили словам доброта, великодушие, сострадание, храбрость и равенство.
— И что же ты там увидел, Кол? — спросила я, махнув рукой в сторону поселка, уже замаячившего между стволами деревьев.
Сердце екнуло в груди от близости к дому.
— Мир на лезвии ножа. Вот-вот он, потеряв равновесие, сорвется в пропасть, — вздохнув, ответил он, прекрасно понимая, что не такой ответ я желаю услышать. — Ты понятия не имеешь, насколько все ненадежно и изношено. Еще немного, и этот мир развалится, превратившись в сплошную руину. Мой отец делает все от него зависящее, чтобы спасти нас. Я собираюсь быть не хуже его.
— Мир и так — сплошная руина, — промолвила я, меся сапогами грязь на дороге.
Отсюда, из-за деревьев, открывался хороший вид на грязное захолустное селение, которое я привыкла считать своим домом. По сравнению с Чертогом поселок казался настоящей помойкой, если не преддверием ада. Почему он этого не замечает?
— Твой отец защищает своих людей, не моих.
— Любые перемены даются недешево. Многие умрут, главным образом красные. Победа наступит, но это будет не твоя победа. Ты не имеешь полного представления о том, что происходит.
— Я слушаю. Рассказывай, — обидевшись, ощетинилась я. — Я хочу иметь более полное представление, как ты выразился.
— Озерщики — они похожи на нас. Государственный строй — монархия. Правящая элита состоит из серебряных. Князья Пидмонта, наши единственные союзники, никогда не поддержат государство, в котором красные обладают равными с серебряными правами. Степняки и тираксы — такие же. Даже если в Норте произойдут коренные изменения, соседние страны не допустят, чтобы это продлилось долго. На нас нападут, разделят и разорвут нашу страну на клочки. Будут войны, а вместе с ними новые смерти.
Я вспомнила карту Джулиана, на которой обозначены другие государства. И везде правят серебряные. И нигде нет места красным.
— А если ты ошибаешься? Что, если Норта положит начало изменениям, которые просто необходимы? За нами пойдут другие. Никто не знает, куда может привести свобода.
Кол не ответил. Наступило безрадостное молчание.
— Вот он, — сказала я, остановившись невдалеке от знакомых очертаний моего дома.
Мои ноги тихо ступали по древесине, а вот под тяжестью шагов Кола ступеньки лестницы жалобно скрипели. Он почувствовал мое беспокойство и положил свою теплую руку мне на плечо, но легче от этого не стало.
— Я могу подождать внизу, — неожиданно прошептал он сзади. — Не стоит рисковать, чтобы меня вдруг не узнали.
— Они не узнают. Хотя мои братья и служили, они не отличат тебя от стойки кровати. К тому же ты сказал, что хочешь знать, за что сражаться стоит, а за что не стоит.
«Шейд может его узнать, но Шейд достаточно умен, чтобы держать язык за зубами», — подумала я.
Дернув, я распахнула дверь и ступила в дом, который больше не могла называть своим.
Словно время пустилось вспять…
Дом дрожал от хорового храпа, и папа отнюдь не был здесь запевалой. Бри располагался в заваленном разным тряпьем кресле. Его изрядно развитую мускулатуру прикрывало лишь тонюсенькое одеяльце. Прежде длинные волосы коротко острижены по-армейски. Шрамы на руках и лице — немые свидетельства битв, в которых ему довелось побывать. Должно быть, он проиграл Трами, который теперь беспокойно ворочался в кровати, прежде бывшей моей. Шейда нигде видно не было, но он и раньше не любил спать в одиночестве. Должно быть, бродит сейчас по поселку в поисках бывших подружек.
— Вставай и пой!
Рассмеявшись, я быстрым движением сорвала с Бри одеяло.
Брат упал на пол, повредив его, пожалуй, больше, чем ушибся сам. Перевернувшись, он замер у моих ног. Секунду казалось, что он собирается вновь погрузиться в сон, но потом Бри часто заморгал и уставился на меня сонным, ничего не понимающим взглядом. Спустя пару секунд он окончательно проснулся.
— Мара!
— Замолчи, Бри! Люди спать хотят! — прорычал из полутьмы Трами.